– Чего бы я ни ждал от тебя, Анастейша, ты никогда не оправдываешь ожиданий.
Она хмурится.
– Давай уж выясним все до конца. Ты хочешь, чтобы я подчинялась правилам, но
только им?
– За исключением игровой комнаты. Я хочу, чтобы там ты следовала духу контракта,
а во все остальное время лишь подчинялась правилам. Тогда я буду уверен в твоей
безопасности и смогу быть с тобой, когда захочу, –беспечно добавляю я.
– А если я нарушу правила?
– Тогда я накажу тебя.
– А как насчет моего разрешения?
– Я в нем не нуждаюсь.
– А если я скажу «нет»? – настаивает она.
Ну почему она такая упрямая?
– Нет, так нет. Я найду способ тебя убедить, – она должна знать. Она не дала себя
отшлепать в эллинге, хотя я хотел. Но я сделал это позже… с ее согласия.
Она встает с моих колен и направляется к выходу из гостиной, на секунду мне
кажется, что она убегает, но она оборачивается и озадаченно смотрит на меня.
– Значит, наказание остается.
– Только если ты нарушишь правила, – яснее ясного. Почему она никак не поймет.
– Я хочу перечитать контракт, – говорит она деловым тоном.
Она что, сейчас собралась его перечитывать?
– Сейчас принесу.
В своем кабинете я включаю компьютер и распечатываю правила. Интересно,
почему мы обсуждаем это в пять часов утра?
Она стоит у раковины и пьет воду, когда я возвращаюсь с распечаткой. Я сажусь на
стул и жду, наблюдая за ней. Ее спина напряжена, ничего хорошего это не сулит. Когда
она поворачивается, я направляю листок в ее сторону по столешнице.
– Вот.
Она быстро просматривает правила.
– Значит, повиновение остается?
– Да.
Она качает головой и закатывает глаза, иронично улыбнувшись.
Ох, весело, значит.
Мое настроение неожиданно поднимается.
– Ты закатила глаза, Анастейша?
– И что ты намерен делать? – она насторожена и удивлена одновременно.
– То же, что и всегда, – если она мне позволит…
Она сглатывает, и ее глаза расширяются в предвкушении.
– Ты хочешь сказать…
– Да?
– Ты хочешь меня отшлепать?
– Хочу. И отшлепаю.
– Вы уверены, мистер Грей? – она скрещивает руки на груди и вызывающе
выдвигает подбородок вперед.
– Думаете, вы сможете мне помешать?
– Для начала вам придется меня поймать, – она кокетливо улыбается и мой член тут
же откликается на ее улыбку.
Она хочет поиграть.
Я поднимаюсь со стула и осторожно наблюдаю за ней.
– Поймать, мисс Стил? – воздух между нами буквально взрывается.
В какую сторону она побежит?
Переполненная эмоциями, она смотрит мне в глаза. Ее зубы дразнят нижнюю губу.

Ну, вот и все. Мы действительно несовместимы.
Нет. Я не хочу в это верить.
– Я… нет, – говорит она и во мне загорается надежда. – Нет, – продолжает она. –
Нет, я испытываю двойственные чувства. Я не хочу, чтобы меня наказывали, но во мне
нет ненависти.
– Однако вчера, в игровой комнате…
– Я согласилась, потому что ты в этом нуждался. Я – нет. Вчера мне не было больно.
В той обстановке это казалось чем-то неестественным, и я доверяла тебе. Если ты
захочешь меня наказать, ты сделаешь мне по-настоящему больно.
Черт. Скажи ей.
Время открыть правду, Грей.
– Я хочу сделать тебе больно, но не больнее, чем ты сможешь вытерпеть.
– Почему?
– Мне это нужно, – шепчу я. – Я не могу сказать.
– Не можешь или не скажешь?
– Не скажу.
– Значит, ты знаешь причину.
– Знаю.
– Но мне не скажешь.
– Если скажу, ты убежишь от меня, не чуя ног. Я не могу так рисковать, Анастейша.
– Ты хочешь, чтобы я осталась.
– Больше, чем ты думаешь. Я не вынесу твоего ухода.
Я больше не могу вынести расстояния между нами. Я прижимаю ее к себе, чтобы
она не смогла убежать. Мои губы ищут ее. Она отвечает на мой поцелуй, впиваясь в меня
с такой же страстью, надеждой и тоской. Парящая надо мной тьма отступает, и я нахожу
свое утешение.
– Не уходи. Во сне ты сказала, что не оставишь меня, и умоляла не оставлять тебя.
– Я не хочу уходить, – говорит она, но ее глаза пытаются, найти ответ в моих. И я
разоблачен. Моя уродливая, истерзанная душа видна как на ладони.
– Покажи мне, – говорит она.
Я не понимаю, что она имеет в виду.
– Показать?
– Покажи мне, что значит «больно»
– Что? – я отстраняюсь, и смотрю на нее, не веря своим ушам.
– Накажи меня. Я хочу знать, каково это.
О, нет. Я выпускаю ее из объятий и отхожу от нее так, что она не может коснуться
меня.
Она смотрит на меня открыто, честно, серьезно. Она в очередной раз предлагает себя
мне. Отдается полностью, так, что я могу делать с ней все, что захочу. Я в шоке. Она
делает это ради меня? Я не могу поверить в это.
– Ты хочешь попробовать?
– Да, я же сказала. Хочу, – она полна решимости.
– Ана, ты запутала меня.
– Я и сама запуталась. Я хочу попробовать. Зато мы узнаем, сколько я способна
вытерпеть. И если я выдержу, возможно, ты…
Она замолкает, а я делаю еще один шаг назад. Она хочет коснуться меня.
Нет.
Но если мы сделаем это, тогда я буду знать. Она будет знать.
Мы оказались на этой стадии куда раньше, чем я предполагал.
Смогу ли я это сделать?
И я этот момент я понимаю, что нет ничего, чего бы мне хотелось больше. Нет
ничего, что смогло бы удовлетворить монстра живущего внутри меня.

– шипит она. Ее лицо покрылось пятнами, по щекам бегут слезы, она шмыгает носом, а
волосы стали похожи на нечто темное и непонятное, но она никогда не выглядела
настолько великолепной… и в то же время злой.
Ее гнев волной обрушивается на меня.
Она в ярости. Реально в ярости.
Ладно, на злость я не рассчитывал.
Дай ей минутку. Подожди, пока подействуют эндорфины.
Обратной стороной ладони она вытирает слезы.
– Это то, чего ты хотел? Меня? Такую?
Она выбирает нос рукавом халата.
Моя эйфория испаряется.
Я растерян, абсолютно беспомощен и парализован ее гневом. Слезы мне знакомы и
понятны, но ярость… где-то глубоко внутри она находит отклик, но я не хочу думать об
этом.
Не надо, Грей.
Почему она не попросила меня остановиться? Она не произнесла стоп-слово. Она
заслужила наказание. Она убегала от меня. Она закатывала глаза. Вот что бывает, когда
бросаешь мне вызов, детка.
Она сердито смотрит на меня. Ее голубые глаза широко распахнуты, и я вижу в них
боль, гнев и внезапное пугающее осознание.
Черт. Что я наделал?
Это отрезвляет.
Я теряю равновесие, раскачиваясь на краю опасной пропасти, отчаянно пытаясь
найти нужные слова, но ничего не идет в голову.
– Чертов сукин сын, – рычит она.
Мое дыхание останавливается, будто она только что отхлестала меня ремнем.
Она поняла кто я.
Она разглядела во мне монстра.
– Ана, – шепчу я, умоляя ее. Я хочу, чтобы она перестала злиться. Я хочу обнять ее,
чтобы заглушить боль. Я хочу, чтобы она плакала в моих объятиях.
– Не смей называть меня Аной! Сначала разберись со своим дерьмом, Грей! – она
встает и выходит из игровой комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Ошеломленно, я
смотрю на закрытую дверь. Ее слова звенят у меня в ушах.
Чертов сукин сын.
Никто и никогда не срывался на мне. Какого черта? Я машинально запускаю руки в
волосы, пытаясь понять ее реакцию. И свою. Я позволил ей уйти. Я не сумасшедший…
я… что? Я поднимаюсь, поднимаю ремень и вешаю его на крючок на стене. Это был, без
сомнения, один из лучших моментов в моей жизни. Всего какое-то мгновение назад я был
полностью счастлив, неопределенность между нами исчезла. Дело сделано.
Теперь, когда она знает, во что вовлечена, мы можем двигаться дальше.
Я говорил ей. Людям как я нравится причинять боль.
Но только женщинам, которым это нравится.
Я все больше начинаю беспокоиться.
Ее реакция… образ ее ранимой, и недоброжелательно смотрящей на меня всплыл в
моем сознании. Это и тревожит. Я всегда причиняю женщинам боль – мне это нравится.
Но Ана?
Я сажусь на пол, и прислоняю голову к стене, положив руки на согнутые колени. Я
позволил ей плакать.
Ей станет лучше, когда она выплачется. Исходя из моего опыта, всем женщинам
становилось легче. Нужно дать ей время, а потом пойти и предложить ей помощь. Она не
сказала стоп-слово. Она попросила меня. Она хотела узнать, любопытство – как всегда.
Это было лишь сильным разочарованием, вот и все

Рассвет набирает силу, и мягкий свет становился все ярче, врываясь в комнату
вместе с утром. Мы все еще тихо лежали. Мои мысли быстро сменяю друг друга. Я
обнимаю свою девочку и просто наблюдаю за тем, как меняется свет. Не могу вспомнить
момента, когда я вот так просто лежал, чтобы время медленно протекало, а мои мысли
блуждали в моей голове. Может мне стоит показать ей «Грейс».
Да. Мы можем пойти под парусом в обед.
Если она будет с тобой разговаривать, Грей.
Она шевелится, слабое подергивание ее ног говорит мне о том, что она проснулась.
– Я принес тебе Адвил и крем с арникой.
Наконец, она отвечает, медленно разворачиваясь в моих объятиях ко мне лицом. В
ее глазах застыла боль, она смотрит на меня напряженным вопросительным взглядом. Она
рассматривает меня довольно долго, будто увидела меня в первый раз. Как же это
раздражает, потому что, как всегда, я понятия не имею, о чем она думает, что видит. Но
она определенно спокойнее, и это приносит мне небольшое облегчение. В конце концов,
сегодня может быть хороший день.
Она гладит мою щеку и пробегает пальцами по подбородку, щекоча мою щетину. Я
закатываю глаза, наслаждаясь ее прикосновением. Все кажется таким новым: ощущения,
когда меня трогают ее невинные пальчики. Они заставляют темноту исчезнуть. Мне
нравится, когда она трогает мое лицо… или запускает руки в мои волосы.
– Прости меня, – говорит она.
Ее нежно произнесенные слова удивляют меня. Она извиняется передо мной?
– За что?
– За то, что я сказала.
Облегчение пронеслосьсквозь все мое тело. Она простила меня. К тому же то, что
она сказала в гневе, было правдой. Я чертов сукин сын.
– Ты не сказала ничего такого, чего бы я уже не знал... – и впервые за многие годы я
принес извинения. – Прости, что причинил тебе боль.
Она слегка пожимает плечами и едва заметно улыбается. Я помилован. У нас все
хорошо. Все в порядке. Да, я чувствую облегчение.
– Я сама тебя попросила, – говорит она.
Конечно, так и было, детка.
Она нервно сглатывает.
– Не думаю, что смогу быть такой, какой бы ты хотел, чтобы я была, – признает
она, в ее больших глазах видна неподдельная искренность.
Мир замирает.
Блядь.
У нас вовсе не все хорошо.
Грей, исправь это.
– Ты — все, что мне нужно.
Она хмурится. Ее глаза покраснели, она очень бледная, такой я ее раньше не видел.
Странное сочетание.
– Я не понимаю,– говорит она,– Покорность – не мой конек, и будь я проклята, если
еще раз позволю тебе проделать со мной то, что ты сделал сегодня. А ты сам признался,
что тебе это необходимо.
Вот он – ее решающий удар. Я зашел слишком далеко. Теперь она знает, и все
аргументы, которые были у меня, когда я только начал преследовать эту девушку
вернулись ко мне. Она не принадлежит моему образу жизни. Как я могу склонить ее к
нему? Она слишком молода, слишком невинна, слишком… Ана.
Мои мечты оказались только мечтами. Ничего не выйдет.
Я закрываю глаза, мне тяжело смотреть на нее. Это, правда, ей будет лучше без
меня. Теперь, когда она увидела монстра, ― она знает, что не может бороться с ним. Я
должен дать ей свободу, отпустить ее. У нас ничего не получится.

– Оставаться нет смысла, – говорит она и осторожно выбирается из постели, все еще
одетая в халат. Она действительно уходит. Я выкарабкиваюсь из кровати, чтобы
остановить ее, но ее взгляд приковывает меня к полу – мрачная, холодная, отстраненная –
это совсем не моя Ана.
– Мне нужно одеться, и я хочу побыть одна, – говорит она. Ее голос звучит
пустотой. Она разворачивается и уходит, закрывая за собой дверь. Я долго смотрю на
закрытую дверь.
Уже второй раз за день она уходит от меня.
Я сажусь на кровати и обхватываю голову руками, пытаясь успокоиться и
разобраться в своих чувствах.
Она любит меня?
Как это произошло? Как?
Грей, ты чертов идиот.
С такой девушкой как она всегда есть такой риск. Для такой хорошей, невинной и
смелой девушки. Риск в том, что она разглядела меня слишком поздно. В том, что я
заставляю ее страдать.
Почему от этого так больно? Мне словно пробили легкое. Я выхожу из комнаты
вслед за ней. Она, может, и хочет побыть одна, но если она бросает меня, мне нужно
одеться.
Когда я вхожу в свою комнату, она принимает душ. Я быстро надеваю джинсы и
футболку. Я выбрал черное – идеально для моего настроения. Взяв телефон, я брожу по
квартире, борясь с желанием сесть за рояль и сыграть какую-нибудь скорбную мелодию.
Но вместо этого я стою в середине комнаты, абсолютно ничего не чувствуя.
Опустошение.
Соберись, Грей! Это правильное решение. Дай ей уйти.
Мой телефон вибрирует. Уэлч. Он нашел Лейлу?
– Уэлч.
– Мистер Грей, есть новости, – его голос скрипит в телефоне. Ему нужно перестать
курить. Он похож уже на Дип Фрота.
– Ты нашел ее? – мое настроение немного поднимается.
– Нет, сэр.
– Тогда что? – какого черта ты вообще позвонил?
– Лейла ушла от мужа. Он, наконец, признался в  этом. Он снял с себя всякую
ответственность за нее.
Вот это новость.
– Понятно.
– У него есть предположение о том, где она может быть, но он ждет вознаграждения.
Хочет знать, кто так интересуется его женой. Хотя он назвал ее по-другому.
Я борюсь с нарастающей злостью.
– Сколько он хочет?
– Он сказал: две тысячи.
– Что он сказал? – кричу я, теряя контроль. Почему он раньше не сказал, что Лейла
от него ушла? – Хорошо, мог бы сказать нам чертову правду. Какой у него номер? Я хочу
позвонить ему. Уэлч, это полный провал.
Я поднимаю глаза и вижу Ану, неловко стоящую у входа в гостиную. На ней
джинсы и уродливый свитер. Бледная как смерть, большие голубые глаза на осунувшемся
замученном лице. Ее чемодан стоит рядом с ней.
– Найдите ее, –отрезал я, бросая трубку. Разберусь с Уэлчем позже.
Ана подходит к дивану и достает из рюкзака Макбук, телефон и ключи от машины.
Глубоко вдохнув, она направляется на кухню и кладет все три предмета на барную стойку.
Какого черта? Она возвращает подарки?

Она поворачивается ко мне, и вдруг ее глаза становятся еще больше. Я задерживаю
дыхание, не могу поверить, что она уходит. Это последний раз, когда я вижу ее, и она
такая печальная. Это больно ранит, потому что это я ― причина ее грусти. Я неуверенно
шагаю вперед. Мне хочется обнять ее и умолять остаться.
Она отступает назад, и я понимаю, что не нужен ей. Я оттолкнул ее от себя.
Я замираю.
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Я не могу остаться. Я знаю, что мне нужно, но ты не можешь мне этого дать, а я
не в состоянии дать то, что нужно тебе.
О, пожалуйста, Ана, позволь мне обнять тебя еще раз. Почувствовать твой сладкий-
сладкий аромат. Ощутить тебя в своих руках. Я снова ступаю вперед, но она протягивает
перед собой руки, останавливая меня.
– Не надо, пожалуйста, – она отстраняется в панике. – Я не могу, – она берет свой
чемодан и рюкзак, и направляется в вестибюль. Я иду следом, короткими и
беспомощными шажками, мои глаза сфокусированы на ее маленькой удаляющейся
фигуре.
В вестибюле я вызываю лифт. Я не могу оторвать взгляда от нее… ее тонкого
маленького лица, этих губ, линии темных ресниц, изогнутых и бросающих тень на ее
бледные-бледные щеки.
Я не могу найти подходящих слов, пока пытаюсь запомнить каждую мелочь. У меня
не осталось никаких ослепительных ходов, ни находчивости, никаких высокомерных
команд. У меня не осталось ничего, кроме огромной пустоты, зияющей в моей груди.
Двери лифта открываются и Ана заходит внутрь. Она смотрит на меня, и на секунду
маска слетает. И тогда я вижу отражение своей боли на ее прекрасном лице.
Нет… Ана. Не уходи.
– Прощай, Кристиан.
– Ана… Прощай.
Двери закрываются. Она ушла.
Я медленно опускаюсь на пол и обхватываю голову руками.Оглушающая и
болезненная пустота поглотила меня.
Грей… Что ты, черт возьми, натворил?
Когда я снова поднимаювзгляд, картины в моем вестибюле – мои Мадонны –
заставляют меня грустно улыбнуться. Идеализация материнства. Все они либо смотрят на
своих младенцев, либо направляют свой зловещий взгляд на меня.
Они имеют право смотреть на меня так. Она ушла. Действительно ушла. Лучшее,
что со мной когда-либо случалось. После того как она сказала, что никогда не покинет
меня. Она обещала, что никогда не оставит меня. Я закрываю глаза, чтобы не видеть эти
безжизненные, жалостливые взгляды, и прислоняюсь головой к стене. Ладно, она
говорила это во сне, а я как дурак, поверил. Глубоко в душе я всегда знал, что я не
подхожу ей, а она слишком хороша для меня. Так и должно быть.
Тогда почему я так плохо себя чувствую? Почему мне так больно?
Звонок, оповещающий о прибытии лифта, заставляет мои глаза раскрыться, а мое
сердце начинает бешено биться. Она вернулась. Я сижу словно парализованный в
ожидании. Двери лифта открываются, появляется Тейлор и заминает на месте.
Дьявол. Сколько же я тут просидел?
– Мисс Стил дома, мистер Грей, – говорит он так, будто каждый день видит меня
распластавшимся на полу.
– Как она? – спрашиваю я, стараясь звучать как можно непринужденно, хотя мне
действительно нужно знать.
– Расстроена, сэр. – Он как всегда не показывает никаких эмоций.
Я киваю, освобождая его. Но он не уходит.

Открывая подо мной пропасть. Ее челюсти открыты и ждут меня. Мой гнев сменяется
страхом.
Это что-то от нее. Что она могла оставить мне? Я отложил одежду и, глубоко
вдохнув, сажусь на кровать и поднимаю коробочку.
Это планер. Модель для сборки Blanik L23. Записка, лежащая на коробке, падает на
кровать.
«Он напоминал мне о временах, когда я
была счастлива.
Спасибо тебе.
Ана»
Идеальный подарок от идеальной девушки.
Боль пронзает меня.
Почему мне так больно? Почему?
Давно забытые ужасные воспоминания пытаются вцепиться в меня мертвой хваткой.
Нет. Я не хочу снова возвращаться к ним. Я встаю, бросив коробку на кровать, и быстро
одеваюсь. Затем я схватил коробку и записку и направился в кабинет. Я справлюсь с этим
лучше, если буду находиться в центре моей власти.
Разговор с Уэлчем был коротким. Мой разговор с Расселом Ридом – этим лживым
ублюдком, который женился на Лейле – был еще короче. Неудивительно, что их брак
развалился спустя восемнадцать месяцев. Она оставила его двенадцать недель назад. Так,
где же ты теперь, Лейла? Чем ты занимаешься все это время?
Я сконцентрировался на Лейле, пытаясь подобрать, вспомнить какие-нибудь детали
из ее прошлого, которые могли бы мне подсказать, где она. Мне нужно знать, что она в
порядке. И почему она приходила сюда. Почему ко мне?
Она хотела большего, а я нет, но это было давно. Стало легче, когда она ушла. Наша
договоренность прекратила действие по обоюдному согласию. Вообще, весь наш договор
был образцовым: таким, каким он должен быть. Она была непослушной, когда была со
мной, умышлено, конечно, и вовсе не была сломлена, как ее описала Гейл.
Я вспоминаю, как нам нравилось проводить время в игровой. Лейле нравились узлы.
На меня нахлынуло воспоминание: я завязываю ее большие пальцы на ногах вместе,
повернув ее ступни так, что она не может сжать свой зад и избежать боли. Да, все это ей
нравилось. Мне тоже. Она была прекрасной сабой. Но она никогда не привлекала мое
внимание также как Анастейша Стил.
Она никогда не заставляла меня забыться, как Ана.
Я смотрю на коробку с деталями планера на своем столе и глажу ее края, зная, что
пальцы Аны касались ее.
Моя милая Ана.
Как же ты отличаешься от всех женщин, что я знаю. Единственная женщина, за
которой я бегал, единственная женщина, которая не может дать мне желаемое.
Я не понимаю.
Я снова ожил с тех пор как узнал ее. Эти несколько недель стали такими
волнующими, такими непредсказуемыми, самыми великолепными в моей жизни. Из
своего монотонного мира я попал в мир с множеством красок, но все же она не может дать
мне желаемое.
Я обхватываю голову руками. Ей никогда не понравится то же, что и мне. Я пытался
убедить себя в том, что мы могли бы постепенно переходить на более жесткие вещи, но
этого не будет никогда. Ей лучше без меня. Что ей ждать от чертова монстра, который
даже прикосновения не может вынести?
Но все же она купила мне этот продуманный тщательно подарок. Кто еще дарил мне
подарки, кроме моей семьи? Я изучаю коробку еще раз, а затем открываю ее. Все
пластмассовые части конструкции собраны в сетку и обмотаны целлофаном. Я

– Сэр, – он кивает. – Я вернусь завтра вечером.
Я коротко киваю, и он уходит.
Когда в последний раз Тейлор предлагал мне что-нибудь поесть? Наверное, я
выгляжу гораздо хуже, чем предполагал. Нахмурившись, я беру клей.
Я держу планер на ладони и победно смотрю на него с чувством восхищения.
Воспоминания о том полете задевают мое сознание. Анастейшу было просто невозможно
разбудить. Я улыбаюсь воспоминанию. Когда она проснулась – она была невыносимой,
обезоруживающей, прекрасной и забавной.
Боже, как было здорово: ее девичий восторг во время полета, визг и наш поцелуй.
Это была моя первая попытка дать ей большее. Невероятно, что за такое короткое
время, у меня накопилось такое огромное количество счастливых воспоминаний.
Боль снова накатывает. Тянущая, ноющая, она напоминает мне обо всем, что я
потерял.
Сконцентрируйся на планере, Грей.
Нужно приклеить наклейки на место. Эти неудобные маленькие штуковины.
Наконец последняя наклейка на месте, все сохнет. У моего планера есть собственные
регистрационные номера. Ноябрь. Девять. Пять. Два. Эхо. Чарли.
Эхо Чарли.
Я поднимаю взгляд. Уже темнеет. Поздно. Моей первой мыслью было показать
планер Ане.
Но Аны больше нет.
Я стискиваю зубы и распрямляю затекшие плечи. Медленно поднявшись, я
понимаю, что целый день я ничего не ел и не пил. Голова раскалывается.
Чувствую себя отвратительно.
Я проверяю телефон в надежде, что она звонила, но там только сообщение от
Андреа.
«Все отменила.
Надеюсь, все хорошо.
А»
Когда я читаю сообщение Андреа, телефон начинает вибрировать. Мое сердце
поднимается до небес, а затем падает вниз, когда я понимаю, что это Элена.
– Привет,– я даже не пытаюсь скрыть моего разочарования.
–Кристиан, разве так нужно приветствовать? Какая муха тебя укусила? – ругает она,
шутя.
Я смотрю в окно. Сумерки покрыли Сиэтл. Интересно, чем занимается Ана. Я не
хочу рассказывать Элене, что произошло. Я не хочу превращать слова в реальность.
– Кристиан? Что с тобой? Расскажи мне, – ее тон становится резким и
раздраженным.
– Она ушла от меня, – бормочу я, как придурок.
– О-о, – Элена удивлена. – Хочешь, чтобы я приехала?
– Нет.
Она глубоко вдыхает.
– Такая жизнь не всем подходит.
– Я в курсе.
– Дьявол, Кристиан, ты в отвратительном состоянии. Хочешь, поужинаем вместе?
– Нет.
– Я еду.
– Нет, Элена. Я не самая лучшая компания. Я устал и хочу побыть один. Я позвоню
тебе на этой неделе.
– Кристиан… это к лучшему.
– Я знаю. Пока.

противно пахнет. Сигаретами, алкоголем и чем-то плохим. «Вот ты где, маленький
кусок дерьма».
От леденящего кровь стона я просыпаюсь. Я весь в поту, сердце колотится.
Выпрямившись, я сажусь на постели.
Твою мать.
Жуткий шум исходит от меня.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, пытаясь избавиться от запаха тела,
дешевого бурбона и старых сигарет Camel.
Ты – сын обдолбанной суки.
Слова Аны взрываются в моей голове.
Как и его.
Твою мать.
Я не могу помочь шлюхе - наркоманке.
Я пытался. Боже, я пытался.
Вот ты где, маленький кусок дерьма.
Но я могу помочь Ане.
Я отпустил ее.
Я должен был позволить ей уйти.
Ей не нужно все это дерьмо.
Я смотрю на часы: 3:30. Направившись в кухню и, выпив большой стакан воды, я
иду к роялю.
***
Я просыпаюсь снова, словно от толчка, и солнечный свет раннего утра наполняет
комнату. Мне снилась Ана: Ана целует меня, ее язык в моем рту, мои пальцы в ее волосах;
прижимаю ее восхитительное тело к себе, ее руки связаны над головой.
Где она?
На один прекрасный момент я забываю обо всем, что произошло вчера, но
реальность возвращается обратно.
Она ушла.
Твою мать.
Свидетельство моего желания вжимается в матрас, но воспоминание о ее ярких
глазах, омраченных болью и унижением, когда она уходила, вскоре решает эту проблему.
Отвратительно себя чувствуя, я лежу на спине и смотрю в потолок, заложив руки за
голову. День тянется, и это впервые за много лет. Я не знаю, что с собой делать. Я снова
проверяю время: 5:58.
Черт, лучше мне пойти на пробежку.
***
«Прибытие Монтекки и Капулетти» Прокофьева ревет в моих ушах, когда я бегу по
тротуару четвертой авеню сквозь утреннюю тишину. У меня болит все тело, легкие
разрываются, в голове пульсирует, а увеличивающаяся тупая боль утраты разъедает мои
внутренности. Эта боль не дает мне бежать, хотя я пытаюсь. Я останавливаюсь, чтобы
сменить музыку и наполнить драгоценным воздухом легкие. Я хочу что-то...
ожесточенное. «PumpIt» группы BlackEyedPeas, да, в самый раз. Я возобновляю бег.
Я обнаруживаю, что направляюсь по Вайн-стрит, и, зная, что это безумие, надеюсь
встретить ее. Приближаясь к ее улице, удары моего сердца усиливаются, а тревога
возрастает. Я не отчаянно жажду увидеть ее, я просто хочу убедиться, что с ней все в
порядке. Нет, это не правда. Я хочу увидеть ее. Наконец, оказавшись на ее улице, я
двигаюсь мимо ее дома.
Везде тишина – машины едут по дороге, выходят два человека с собаками, и никаких
признаков жизни в ее квартире. Перейдя улицу, я останавливаюсь на тротуаре напротив,
затем ныряю в двери жилого дома, чтобы отдышаться.

– Хорошо, – отвечаю я безразлично.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Мистер Грей? – останавливает она меня.
– Что, Гейл?
– Ничего. Извините, что побеспокоила. – Она поворачивается к плите, чтобы
перемешать курицу, а я направляюсь принять душ.
Господи, даже мои сотрудники заметили, что что-то сгнило в сраном Датском
королевстве.
Понедельник, 6 июня 2011
Я боюсь ложиться спать. Сейчас за полночь, и я устал, но сажусь за рояль и играю
Баха часть Марчело, снова и снова. Вспоминаю еѐ голову, лежащую на моем плече, я
почти могу чувствовать еѐ сладкий запах.
Черт возьми, она сказала, что попытается!
Я перестаю играть и хватаюсь за голову обеими руками, мои локти проигрывают два
противоречивых аккорда, когда я облокачиваюсь на клавиши. Она сказала, что попробует,
но сдалась при первом же препятствии. Затем она убежала.
Зачем я бил ее настолько сильно?
Но глубоко внутри себя я знал ответ – потому, что она попросила меня, а я был
слишком порывистым и эгоистичным, соблазнившись ее вызовом, ее сопротивлением к
искушению. Она бросила перчатку, и я воспользовался случаем, чтобы заставить нас …
двигаться туда, где я хотел, чтобы мы были. И она не использовала стоп-слово, а я
причинил ей боли больше, чем она смогла выдержать, хоть я и обещал, что никогда не
поступлю с ней так.
Что я за гребаный дурак?
Как она вообще когда-нибудь сможет доверять мне после этого? Правильно, что она
ушла. Какого черта она хотела бы быть со мной?
Я решил напиться. Я не был пьяным с тех пор, как мне было пятнадцать лет –
хорошо, с тех пор, когда мне было двадцать один. Я боялся потерять контроля. Я знал, что
алкоголь может сделать с человеком. Я задрожал, непреднамеренно, поскольку закрыл
свой разум от тех воспоминаний, что вызвал сегодня вечером. Я пристально смотрел в
потолок, молясь о сне без снов… Но если мне все-таки было суждено что-то увидеть во
сне, то я хотел, чтобы сны были об Ане.
«Сегодня Мамочка красивая. Она села и позволила мне расчесать ее волосы. Она
смотрит на меня в зеркале и улыбается своей особенной улыбкой. Ее особенная улыбка
для меня. Громкий шум. Катастрофа. Он вернулся. Нет! Где, блядь, ты, сука? У меня
тут для тебя друг с нуждой. Друг с наличкой.Мама встает и берет мою руку и
вталкивает меня в свою гардеробную. Нет, Мамочка. Мне не нравится темнота. Я
сажусь на ее обувь и пытаюсь быть тихим, закрыв крепко свои уши и глаза. Одежда
пахнет Мамочкой. Мне нравится этот запах. Он кричит. Где маленький гребаный
карлик? Схватив меня за волосы, он вытаскивает меня из гардеробной. Я не хочу, чтобы
ты испортил вечеринку, ты, маленькое дерьмо. Он бьет Мамочку по лицу. Постарайся
для моего друга, и ты получишь свое сучье отродье. Мамочка смотрит на меня, из ее
глаз бегут слезы. Не плачь, Мамочка. Другой мужчина входит в комнату. Крупный
мужчина с грязными волосами. Большой мужчина улыбается Мамочке. Меня
выталкивают в другую комнату. Он бросает меня на пол, и я больно падаю на колени.
Так что же мне с тобой сделать, кусок дерьма? Он пахнет мерзко. Он пахнет пивом и
выкуренными сигаретами».
Я проснулся. Мое сердце колотилось так, будто я убегал от сорока упряжек
преследующих меня собак из ада. Блядь. Я спрыгнул с кровати, заталкивая до жути

– Хорошо. Я позвоню Андреа и порошу поменять твой график этим утром. У меня
также готова статистика сравнения возможностей в Детройте против возможностей
Флориды, что касается нового завода.
– Резюме.
– Детройт.
– Понятно, – Дерьмо… не Флорида. – А Дарфур?
– Под контролем.
– Хорошо, давай поговорим позже, – я повесил трубку.
Я сидел, размышляя, на заднем сиденье Мерседеса, в то время как Тейлор вливался в
движение. Интересно, как сладкая Анастейша будет добираться на работу этим утром?
Возможно, она вчера купила автомобиль, хотя, я, так или иначе, сомневался относительно
этого. Интересно, чувствовала ли она себя столь же несчастной, как и я… Я надеялся, что
нет. Я надеялся, что она справилась с этой смехотворной навязчивой идеей. Мое тело
отреагировало так, словно меня пнули в живот, как только мысль, что она любит меня,
посетила мой разум. Она не могла любить меня. Как она могла полюбить такого, как я? И
тем более не теперь – не после всего, что я причинил ей боль. Никто не говорил мне это
прежде… Кроме мамы и папы. Но это было, конечно, их чувство долга. Надоедливые
слова Флинна о безоговорочной родительской любви – даже когда дети усыновлены –
звучали в моей голове.
– Мистер Грей?
– Извините… Что, Тейлор? – Тейлор застал меня врасплох. Он стоял у дверцы
машины, придерживая ее открытой. Я уставился на него, а он смотрел на меня с
надеждой, но и с беспокойством.
– Мы на месте, сэр.
Мы стояли у офисного здания. Дерьмо… как долго мы были здесь?
– Спасибо. Я дам вам знать о времени вечером.–Черт, я должен
сконцентрироваться.
Андреа и Оливия – обе выглядели встревоженными, когда я вошел в лифт. Оливия
хлопала своими ресницами и поправляла пряди волос за уши. Господи, почему я должен
был терпеть эту глупую девчонку, грезящую обо мне все дни напролет? Я почувствовал,
как мои глаза сузились. Мне нужен кадровик, чтобы перевести ее в другой отдел.
– Оливия, кофе, сейчас же. И возьмите мне круассан или что-нибудь, – огрызнулся я
на нее. Она выглядела удрученной, в то время как подпрыгнула, чтобы исполнить мое
распоряжение.
– Андреа, свяжитесь вместо меня с Дженксом, затем с Флинном, а затем с Клодом
Бастиллем по телефону. Я не хочу быть соединен ни с кем вообще, даже со своей
матерью… за исключением... за исключением звонков Анастейши Стил. Ясно?
– Да, сэр. Вы хотите пройтись по вашему графику сейчас?
– Нет. Для начала я нуждаюсь в кофе и в чем-нибудь поесть, – я нахмурился, смотря
на Оливию, которая топталась в лифте.
– Да, мистер Грей, – ответила Андреа. Я проигнорировал испуганный вид Оливии и
направился в свой кабинет.
– Кофе и круассаны для вас, мистер Грей.
– Входите.
Ее взгляд остановился на моем столе, и я увидел, как ее глаза метнулись к планеру,
но она мудро придержала свой язык. Она поставила кофе и поднос с двумя круассанами
на мой стол. Отлично, Андеа.
– Спасибо.
– Я оставила сообщение для Дженкса и Клода, Флинн перезвонит в пять.
– Хорошо, внесите это в мой график. Я хочу, чтобы вы отменили любые
неофициальные приглашения, которые у меня запланированы на этой неделе: обеды и
ужины. Позвони Барни, и найдите мне телефонный номер хорошего флориста.

–Тейлор, мы можем сделать круг?
– Куда, сэр?
– Вы можете проехать мимо апартаментов мисс Стил?
– Да, сэр.
Я должен привыкнуть к этой боли. Кажется, она постоянно присутствовала, как звон
в ушах или что-то подобное. Когда я был на встречах, это притуплялось, и было менее
навязчивым. А теперь, я остался снова наедине со своими мыслями, вспыхивающими и
бушующими в моем животе. Черт, как долго это продлится? Я никогда не чувствовал себя
подобно этому. Когда мы приблизились к ее квартире, мое сердцебиение ускорилось,
заполняя пустоту. Возможно, я увижу ее. Мысль была волнующей и тревожной, и такой
беспокойной. Я понимал, что думал только о ней с тех пор, как она ушла. Ее отсутствие
все время болезненно сопровождало меня, как невидимый шум на заднем плане.
– Езжайте помедленнее, – пробормотал я Тейлору, когда мы были недалеко от ее
апартаментов. Свет был включен.
Она дома!
Надеюсь, она была одна… и скучала по мне.
Интересно, получила ли она мои цветы?
Я хотел проверить мой блэкберри и посмотреть, прислала ли она мне сообщение, но
я не мог оторвать своего внимания от ее окна на тот случай, если вдруг увидел бы ее. Все
ли с ней хорошо? Думала ли она обо мне? Думала ли о ком-то еще? Интересно, как
прошел ее рабочий день…
– Еще раз, сэр? – спросил Тейлор, как только мы проехали мимо, и квартира исчезла
из виду.
– Нет, – произнес я, сделав глубокий вдох. Я даже не понял, что прекратил дышать и
не мог понять то сокрушительное разочарование, которое я почувствовал от того, что так
и не увидел ее.
Как только мы вернулись в Эскалу, я просмотрел свои электронные письма и смс,
надеясь хоть на что-то от нее. Там ничего не было. Есть сообщение от Элены.
«Ты в порядке?»
Я игнорирую его.
Это была тихая часть квартиры. Прежде я действительно не замечал этого.
Отсутствие милой Анастейши создавало акцентированную тишину.
Я делаю глоток коньяка, и брежу в библиотеку. Это парадоксально,я никогда
непоказал ейэту комнату, учитывая ее любовь к литературе. Я ожидал найти некоторое
утешение здесь, где не имел воспоминаний, связанных с ней. Я рассмотрел все свои
книги, аккуратно сложил их на полки, и мой взгляд пал на бильярдный стол. Она играет в
бильярд? Я вообразил, что нет. Изображение ее, распростертой по весенне-зеленому
сукну, неожиданно вторглось в мою голову. Даже там, где, возможно, не было никаких
воспоминаний, мой разум был более чем способен и более чем желал создавать яркие
эротические образы прекрасной мисс Стил.
Я не мог вынести это.
Я делаю еще глоток коньяка и сваливаю из этой комнаты.
Вторник, 7 июня 2011
«Мы трахаемся. Трахаемся жестко. Возле двери ванной. Она моя.
Я погружаю себя в нее снова и снова. Торжествую в ней… Ее запах, ощущение ее, ее
вкус. Запутывание моих рук в ее волосах, удерживание ее на месте. Я держу ее за попку.
Ее ноги обхватывают мою талию. Она не может двигаться, она связана мной, поймана
мной в ловушку… Обернута вокруг меня, словно шелк. Ее руки, тянущие мои волосы. О,
да. Я дома, она дома. Это место, где я хочу быть… внутри нее… Она. Моя. Я чувствую
ее напрягшиеся мускулы, когда она кончает, сжимаясь вокруг меня, ее голова закинута

капюшон, оперевшись о гранитный косяк в дверном проеме офисного здания. Мое
привычное место, подумал я иронично, вынуждая себя вернуться к настоящему, и
ужасная мысль, что я мог бы простоять здесь неделю, месяц… год... пришла мне в голову.
Наблюдая, ожидая, просто чтобы мельком увидеть девушку, которая была когда-то
моей. Это больно. Я стал тем, в чем она всегда обвиняла меня – ее преследователем.
Я не могу продолжать так дальше. Я должен увидеть ее. Убедиться, что она в
порядке. Хотя бы попытаться, чтобы стереть ее последний образ, который засел у меня в
голове: униженной, оскорбленной, раненой… и покидающей меня. Я должен был
придумать план.
Я вернулся в Эскалу. Гейл посмотрела на меня невозмутимо.
– Я не просил об этом, – пробормотал я, уставившись на омлет, который она
приготовила для меня.
– Тогда я выброшу его, мистер Грей, – спокойно ответила она и потянулась за
тарелкой.
Я одарил ее жестким взглядом. Она знала, что я ненавижу трату продуктов.
– Вы сделали это нарочно.
– Да, сэр.
Вмешивающаяся проклятая женщина.
– Я съем это. Спасибо, – мой голос звучал арктически.
И она дьявольски улыбнулась маленькой победоносной улыбкой. Я нахмурился на
нее, но ей было все равно, и с воспоминанием о последнем ночном кошмаре,
задержавшемся на краю моего сознания, я с благодарностью начал поедать свой завтрак.
Могу ли я просто позвонить ей и сказать «Привет»? Она приняла бы мой звонок? Я
пристально посмотрел на планер на моем столе… ее полный заботы подарок. Она хотела
полный разрыв. Я должен был смириться с этим и оставить ее в покое. Но я хотел
услышать ее голос. В какой-то момент я хотел позвонить ей и бросить трубку, чтобы
только услышать ее речь, просто услышать ее успокоительный мягкий голос.
– Кристиан, ты в порядке?
– Извини, Рос, что?
– Ты настолько отвлечен. Я никогда не видела тебя таким.
– Я в порядке, – выпалил я. Дерьмо, сконцентрируйся, Грей. – Что ты говорила?
Рос подозрительно посмотрела на меня и высказала свои сомнения по следующему
поводу:
– Я говорила, что СИП находится в большем финансовом затруднении, чем мы
первоначально думали. Ты уверен, что хочешь продолжать?
– Да, – неистовым тоном ответил я, – уверен.
– Их команда будет здесь после обеда, чтобы заключить контракт по основным
соглашениям.
– Хорошо. Теперь, что по последней статистике из Дарфура?
***
Я задумался, глядя через деревянные жалюзи на Тейлора, припарковавшегося
снаружи офиса Флинна. Это было днем позже, а я все думал и думал о ней.
– Кристиан, я более чем счастлив, получать от тебя деньги и смотреть, как ты
уставился в окно, но я не думаю, что вид из него – причина, по которой ты здесь, –
чопорно произнес Флинн.
Когда я повернулся к нему лицом, он пристально смотрел на меня с выражением
вежливого ожидания. Я тяжело вздохнул и побрел к кушетке.
– Ночные кошмары вернулись. Как никогда прежде.
Флинн приподнял бровь.
– Те же самые?
– Да.
– Что изменилось?

– Поэтому, не смотря на тот факт, что ты осознаешь, что она не могла удовлетворять
твои потребности, ты скучаешь по ней?
– Да. Это не просто мое осознание, Джон. Она не может быть той, кем я хотел, что
бы она была, и я не могу быть тем, с кем она хочет быть.
– Ты уверен?
– Она ушла.
– Она ушла потому, что ты высек ее. Если она не разделяет твои вкусы, ты можешь
обвинять ее?
– Нет.
– Ты думал о том, чтобы попробовать отношения в ее стиле?
Я тупо уставился на него, он продолжал.
– Ты находил сексуальные отношения с ней удовлетворительными?
Только не опять «сексуальные разговоры»! Проклятье.
– Да, конечно, – огрызнулся я на него. Он проигнорировал мой тон.
– Ты находил ее избиение удовлетворительным?
– Очень.
–Хотел бы повторить это снова?
Снова? Сделать это с ней снова? И смотреть, как он уходит… снова?
– Нет.
– И почему же?
– Потому что это не ее. Я причинил ей боль. Реально причинил ей боль... И она не
может… Она не хочет... – я сделал паузу, – она не наслаждалась этим. Я не хочу больше
никогда видеть ее ранимые потемневшие глаза снова, зная, что я был причиной этого.
Выражение ее глаз будет преследовать меня до конца моих дней.
– И она чувствует себя так по твоей вине.
Я озадаченно уставился на него.
– Ты совсем не узнаешь себя? Свое прошлое?
Вопрос Флинна выбил меня из равновесия. Черт, мы проходили через это опять и
опять.
– Нет. Не узнаю. Это – другое. Отношения с миссис Линкольн были совершенно
другими.
– Я не имел в виду миссис Линкольн.
– А о чем вы тогда говорили? – мой голос был смертельно тих, потому что внезапно
я осознал, к чему он клонит.
– Ты знаешь о чем.
Я заглотил воздух, чувствуя снова бессилие беззащитного ребенка… и гнев.
Глубокий гнев.
– Это не то же самое, – прошептал я, едва сдерживая свою ярость.
– Нет, не то же самое, – согласился Флинн.
Но ее возмущенный яростный образ, непрошено всплыл в моей голове: «Это то,
что тебе на самом деле нравится? Я – такая?». Это моментально погасило мой гнев.
– Она была в ярости, – прошептал я. – Я никогда не видел ее такой злой.
– И по какой причине ты думаешь, это случилось?
–Потому что я причинил ей боль.
– Она сказала, что любит тебя. А ты причинил ей боль. Как ты сказал, это не ее
сцена.
– Я знаю, что вы пытаетесь сделать, доктор, но это очень несправедливое сравнение.
Она, согласитесь, взрослая, и, черт подери, она нашла силы уйти!
– Я знаю. Просто я только что хладнокровно ткнул тебя в это носом, Кристиан. Ты
очень разгневан, и у тебя есть на это причина. Я не собираюсь перефразировать все это
сейчас – ты совершенно очевидно страдаешь, а смысл этой терапии заключается в помощи

проблемах, что ты упомянул. Я скажу Дженет позвонить Андреа и договориться о
времени, – он встал, и я знал, что пришло время, уйти.
– Вы дали мне много пищи для размышлений, – пробурчал я.
– Я бы не сделал своей работы, если бы не ты. Через пару дней, Кристиан. Так как
нам есть, что обсудить, – он успокоительно пожал мою руку, и я уехал с маленьким
расцветом надежды.
***
Я стоял на балконе, рассматривая ночной Сиэтл. Я приходил сюда, когда хотел
сбежать от чего-нибудь, и обычно я находил это умиротворяющим... но в последнее время
мое душевное спокойствие было разрушено. Все мои тщательно контролируемые эмоции
и чувства были рассеяны по ветру с тех пор, как я повстречал одну темноглазую
невинность.
Прекрасная Анастейша Стил. «Ты думал о том, что бы попробовать отношения в
ее стиле?»– слова Флинна преследовали меня, открывая очень много возможностей.
Мог ли я вернуть ее? Иисус… эта мысль пугала меня. Я сделал глоток коньяка.
Почему она должна захотеть вернуться ко мне? Смогу ли я когда-нибудь стать тем, с кем
она хотела бы быть? Я не мог позволить маленьким тлеющим углям надежды
окончательно погаснуть. Я должен был найти способ. Мне нужно было вернуть ее.
Внезапно меня испугало какое-то движение, которое я заметил краем глаза. Я
нахмурился. Что за? Я направился туда, где мне показалось, что что-то зашевелилось, но
ничего не нашел. Иисус, у меня уже галлюцинации. Я отставил коньяк и вернулся в
гостиную.
Сред, 8 июня, 2011
«Мамочка! Мамочка! Мамуля спит на полу. Она спит уже очень долго. Я встряхнул
ее. Она не просыпается. Я зову ее. Она не просыпается. Его здесь нет, а она все еще не
просыпается.
Меня мучает жажда. На кухне я двигаю стул к раковине, чтобы попить воды. Вода
попадает на мой свитер. Мой свитер грязный. Мамочка все еще спит. Мамочка,
проснись! Она все еще лежит. Она холодная. Я приношу свой платок и накрываю им
мамочку, а сам ложусь на липкий зеленый коврик рядом с ней.
Мой животик болит. Хочется кушать, но мамочка все еще спит. У меня есть две
игрушечные машинки. Одна из них красная. Другая – желтая. Моя зеленая машинка
уехала. Они мчатся по полу, где спит мамочка. Я думаю, что мамочка болеет. Я ищу
что-нибудь покушать. В холодильнике я нахожу горох. Он холодный. Я ем его медленно.
Из-за гороха мой животик болит. Я засыпаю возле мамочки. Горох закончился. В
холодильнике что-то еще есть. Оно странно пахнет. Я лижу это, и мой язык прилипает.
Я ем это медленно. Оно на вкус противно. Я пью водичку. Я играю с моими машинками, и
я сплю рядом с мамочкой. Мамочка такая холодная и не просыпается. Дверь с грохотом
открывается. Я накрываю мамочку платочком. Черт. Какого черта здесь происходит?
О, чертова сучка. Дерьмо. Черт. Уйди с дороги, маленький кусок дерьма. Он пинает меня,
и я ударяюсь головой об пол. Моя головка болит. Он зовет кого-то и ухоит. Он закрывает
дверь. Я лежу рядом с мамочкой. Моя головка болит. Тетя полицеский здесь. Нет. Нет.
Нет. Не трогайте меня. Не трогайте меня. Не трогайте меня. Я остаюсь с мамочкой.
Нет. Оставьте меня в покое. Тетя полицейский берет мой платочек и хватает меня. Я
кричу. Мамочка. Мамочка. Слов больше нет. Я не могу говорить. Мамочка не слышит
меня. У меня нет слов».
Я просыпаюсь, тяжело дыша, делая огромные глотки воздуха, проверяю свое
окружение. О, слава Богу – я в своей кровати. Медленно страх рассеивается. Мне 27 лет,
не 4 года. Это дерьмо должно закончиться.